Как-то во дворе началось, какое-то оживление. Взрослые побоялись выходить, и послали на разведку нас детей. Во дворе и в доме были какие-то солдаты. Видя пустой дом, они уже начали заглядывать в шкафы и в комод. Мы не сразу сообразили, что это красноармейцы. Во-первых, мы не знали, что у наших воинов появились погоны, а во-вторых, звёздочки на пилотках и погонах, были защитного – зелёного цвета. Наконец мы разобрались, что это наши, и позвали родителей.
Стоял день 9-го мая 1944 года – это была свобода. Все вышли на улицу встречать освободителей. Как раз буйно цвела сирень, и героев встречали букетами цветов. Были и слёзы радости и горячие объятия.
И всё-таки, нашёлся «герой-фашист», который с горы (где было много пещер), полоснул из пулемёта или автомата по воинам, и встречающим их жителям. Появились новые жертвы. На том месте их и захоронили. Это случилось в метрах ста, от нашего дома. Бойцы кинулись на гору, выкуривать гада.
Лабораторное шоссе было главной трассой, по которой входила Красная Армия в город. Но прежде, надо было очистить с боями, Воронцовую и Зелёную горки, от врага. Первый танк, ворвавшийся на Зелёную горку, подорвался на мине, экипаж погиб. Этот танк поставлен памятником на горе, с видом на Южную бухту.
По шоссе шли войска, танки и другая техника. Меня поразило, что на некоторых танках вместо пушек стояли, какие-то рамы из рельсов или угольников. Ну, думаю, довоевались, что уже и пушек для танков нет.
Спустя пару дней на шоссе напротив нашего дома, и ниже, с интервалом метров по 15, выстроились с десяток этих «неполноценных» танков. Раздавались какие-то команды, шоссе и округа опустели, а я, сверху, на расстоянии метров 30-ти, жду, что же будет. И вдруг, раздался страшный рёв, и мимо меня, в сторону Корабельной стороны, полетели какие-то снаряды с чёрными хвостами. Я, до этого, наслышался всяких звуков, но такого…Я убежал за дом, забился в убежище, накрылся подушкой, но, всё равно, рёв был невыносимый. Так я понял, что такое «Катюши».
Оказывается, в Килен-балке засели эсэсовцы, и их оттуда выкуривали.
«Катюши» были в двух вариантах: на броне и на грузовиках «Студебеккерах». Видел я и воронки от ракет «Катюш», они располагались веером, на расстоянии до 10 метров, были они не глубокие, но земля в них была горелая.
У немцев были 8-ми ствольные миномёты, но видимо им было далеко, по эффективности, до «Катюш». Ещё говорили, что у них были «Ванюши», которые запускали тяжёлые ракеты.
Добивали немцев, и на мысе Херсонес. Они надеялись, что их эвакуируют из Камышовой и Казачьей бухт. Однако стремительное взятие Севастополя их надежды перечеркнуло. Возмездие за катастрофу защитников Севастополя, было адекватным.
На 35-й батареи, есть небольшой обелиск, на котором помянута трагедия советских и немецких воинов.
Полностью город был очищен от фашистов 12 мая, и тогда вечером этого же дня был дан салют. Я думаю, что такого зрелища не было и не будет больше никогда. Сотни прожекторов, осветительные и обычные ракеты, трассирующие очереди из пулемётов и автоматов. Да что там - две армии: Приморская и 51-я, палили из всех видов оружия. Весь город был буквально в огне.
Что творилось на мысе Херсонес, я видел только в кино, а вот мне пришлось побывать в верхней части Лабораторного шоссе – так там, на большом протяжении, все обочины были завалены трупами оккупантов. Такая же картина была и во многих других местах. Военнопленных тоже было огромное количество.
Сразу после освобождения города, полевой военкомат мобилизовал в армию, почти всех оставшихся мужчин, не особо обращая внимание на их возраст. Мобилизовали и моего отца. Немного опомнившись, немцы стали совершать авиационные бомбардировки освобождённого Севастополя. Подвергся бомбардировке и лагерь, только что мобилизованных граждан. Некоторые воспользовались возникшей суматохой, и ушли по домам. Отец этого не сделал и снова попал на фронт.
Нас столько раз грабили, что казалось, что и брать у нас уже нечего, тем не менее, несколько раз нас опять обворовывали, вытаскивая вещи прямо из-под нас.
Большая часть детства прошла в бомбоубежищах, в тесноте, сырости на каких-то подстилках.
Город был в сплошных развалинах. В центре города остались в полуразрушенном состоянии буквально единицы зданий: Главпочта, да будущий ДОФ.
В эти же дни была осуществлена поголовная депортация, татарского населения, в восточные регионы Союза. Такая мера была применена и ко многим другим народностям (в разных регионах), что принесло им неисчислимые беды.
Не располагая всей полнотой информации, о причинах вышеназванных действий правительства, трудно вынести об этом, однозначное мнение, тем более в условиях страшной войны.
Чтобы кормить семью, мама устроилась работать чернорабочей, на военный продсклад, который располагался недалеко от нашего дома.
На помощь, для присмотра за маленькой Оленькой, мама послала вызов свекрухе, бабе Ульяне (уехавшей перед войной погостить на родине в Бурыни) ведь город был запретной зоной. Бабушка Ульяна с трудом добралась до Севастополя.
Мама, сходила с ней, на пустые развалины нашего родового гнезда, побывали они в пустом доме тёти Нюры, сходили на кладбище. Увиденное, привело бабушку в ужас.. Не осталось ни одного сына, ни дочери с семьёй, ни двух невесток с внуками. В чужом доме осталась только одна (и не самая любимая, поскольку жили под одной крышей) невестка с детьми. Бабушка Ульяна увидела и осознала всю трагедию своей семьи, вернулась в дом, прилегла, и больше никогда не встала. Организм её не выдержал такого испытания, и у неё отнялись ноги. При полном сознании и ясной речи, она оказалась прикованной к постели. Была она довольно грузной, и у неё появились пролежни. Требовался постоянный уход, её надо было переворачивать, менять постель, кормить и т.п. Спустя пол года она скончалась Вот таким боком, для матери повернулась, ожидаемая помощь. От недосмотра (отравилась, каким-то грибом) умерла и младшая сестрёнка Оленька.
От отца приходили бодрые фронтовые «треугольники» с предвкушением скорой победы, побывал он и в госпитале, с ранением в руку.
 
4. Окончание войны
 
День Победы наступил ровно через год, после освобождения Севастополя – 9 мая.
Наверное, в сентябре 1945 года, до нас дошли разговоры о том, что американцы сбросили на Японию, какую-то «тонную» бомбу, которая полностью разрушила целый город. Я подумал, какая же должна быть воронка, наверное, такой глубины, как Кладбищенская балка. Мы поняли, что над нами нависла новая страшная угроза.
Война кончилась, а об отце никаких сведений. Только 1947 году от начальника штаба полка пришло сообщение, что отец 14 апреля 1945 года был ранен и выбыл из части.
На все последующие запросы матери, отовсюду был один ответ – пропал без вести. Такая неопределённость была даже хуже похоронки, и с моральной точки зрения, и с материальной. Мать при каждом стуке калитки, долго вздрагивала, думая, что это вернулся муж.
Мы с сестрой, на двоих, за пропавшего без вести отца (рядового), получали минимальную пенсию, 240 рублей. Мать стабильно работала за 300 рублей. Хлеб получали по карточкам. Нас немного выручали козы и куры. А летом, только начинали созревать отдельные ягодки винограда, как мы уже не слазили с виноградной палатки, утоляя голод, так что к осени, от винограда оставались, только пустые кисти.
В 1985 году, в связи с юбилеем Победы, я, по телевидению, увидел адрес центрального архива ВС, и решил попробовать прояснить судьбу отца. Но ответ оттуда пришёл стандартный, «пропал без вести». Тогда я попросил, по номеру полевой почты, расшифровать название воинской части, и сообщить где она вела бои 14 апреля 1945 года. Мне сообщили, что 622 полк, 124 стрелковой дивизии, в указанное время вёл боевые действия в р-не населённого пункта Меденау, находящегося примерно в 14 км. северо-восточнее крупного населённого пункта Фишхаузен (ныне г. Приморск) Калининградской области Я узнал, что Кенигсберг взяли 9 апреля 1945 г., а 14 апреля гнали немцев, по полуострову, в море. Что делать с этими данными дальше, я не знал.
Но, на моё счастье, ко мне в отдел поступила на работу дивчина, у которой отец служил в горвоенкомате Калининграда. Когда она поехала в отпуск к отцу, я попросил её показать ему мои бумаги. Он дал совет отправить депешу в облвоенкомат. Оттуда я получил не очень понятный ответ, что на основании сообщения центрального архива и моих бумаг, мой отец захоронен в братской могиле села Переславского, и что будет дано указание сельсовету, о нанесении его фамилии на памятнике. Мама ещё была жива, и её статус в военкомате изменился, она стала женой погибшего воина.
Я долго не мог выбраться в командировку в Калининград, хотя там строилась буровая установка, по нашему проекту. Наконец, в 2002 году, я попал в Калининград, взяв с собой горсть севастопольской земли. По пути на завод, я попросил водителя завернуть, в нужное мне село. Оказывается в 1991 году, там создали мемориальное кладбище, с сотнями фамилий захороненных бойцов, на вертикально стоящих плитах. На последней плите, я нашёл фамилию отца, отлитую в металле. Я возложил к плите, припасённые цветы и севастопольскую землю. На другой день я заказал церковную службу, мне дали освящённую землю, которую я, вместе с венком возложил к могиле отца. Землю с могилы отца, я взял, чтобы положить на могилу матери.
Появившись в облвоенкомате, я узнал, что существует паспорт на братскую могилу и книга памяти «Назовём поимённо», где назван мой отец. При мне, военком позвонил в редакцию, которая издала книгу памяти, и задал вопрос, на основании чего они внесли данные о моём отце в книгу. Они ответили, что у них есть его документы. Однако запрос документов отца, через военкомат не сработал.
Таким образом, я хоть и с большой задержкой, но выполнил свой сыновний долг перед отцом. Возникает вопрос, почему в центральном архиве нет сведений, имеемых в Калининграде.
 
Виктор Криводедов